«Аритмия» задумывалась как ромком о паре, собирающейся разводиться, но все ещё живущей в одной квартире.
Да, так и было. Должна была быть заказная история фильма выходного дня для ТНТ. А потом, когда мы придумали профессию героев и начали изучать её, у нас жанр сместился в другую сторону. Мы попали в эпицентр событий. Вся эта медицинская реформа, преобразование бригад. Мы почувствовали, что там есть драматургия – и это может быть фоном всего фильма.
Действие происходит в Ярославле. Как бы изменились герои, живи они в столице?
Чуть попроще жизнь у врача в Москве, потому что больше бригад, меньше вызовов. Врач скорой помощи чуть больше может заниматься пациентом. И в Москве другая система контроля. Тогда это была бы более для России экзотическая история, как ни странно. Потому что это условия очень локальные-московские.
В одном интервью вы говорили, что обрадовались тому, что фильм не отправили на Оскар, что за рубежом не поняли бы чисто российские нюансы.
Мне кажется, это просто очень логично – послать фильм Звягинцева на Оскар. Это действительно большое кино, которое выиграло большой приз на самом главном фестивале (приз жюри Каннского кинофестиваля. – Прим.корр.). Это очень сильная история. И я боялся, что по каким-то соображениям оскаровский комитет российский примет иное решение. И очень рад, что выбрали «Нелюбовь».
Вам он понравился?
Это не вопрос дискуссии «понравился-не понравился». Это очень большое, очень сильное кино. Оно может нравится или не нравится, но это не меняет его силу.
Оскар – это еще и известность за рубежом. Вам бы хотелось поработать с международной историей?
Надо иметь какой-то проект, чтобы этого хотеть. Но зачем мне хотеть работать с Шоном Пенном? Что я с ним буду делать? Шон Пенн – хороший актер. Шон Пенн не говорит по-русски. Как я буду с ним работать? А ехать в Америку и снимать американскую историю – так я ничего про Америку не знаю.
Много режиссёров вашего поколения уходят в сторону жанрового кино. Николай Хомерики снял «Ледокол», Алексей Попогребский – сериал «Оптимисты» и теперь собирается снимать фантастику. Почему это происходит?
Не знаю. Я знаю прекрасно и Николая, и Алексея. Я думаю, что это вещи профессионального интереса, любопытства к новому производству. Мне кажется, что это очень искренние их изменения. Чего-то нового очень хочется.
«Аритмия» тоже стремится в сторону жанра. У вас этот переход тоже произошел после «Озабоченных».
Потому что я после сериала намного более уверенно стал чувствовать себя в жанровой структуре. Я понял, что жанр интересно использовать. Он очень эффективный. У нас была техническая задача с Наташей [Наталья Мещанинова – соавтор сценария] – написать максимально жанровую историю. При этом в нём всё немного приподнято: идеология, герои, где они живут и вообще как играют актеры. Мы хотели сделать жанровую структуру, а быт, диалоги, игру актеров максимально документальными. Это оказалось очень интересно.
При этом жанр предполагает наличие отрицательных и положительных персонажей. У вас же отрицательных персонажей в фильме совсем нет.
Тогда это была бы нечестная история и вообще бессмысленная. Если бы у нас негодяем был новый начальник, то это была бы история про то, что всё хорошо, а в конкретном подразделении вот этот негодяй устраивает мерзости. И это неправильно. Если и есть негодяй в фильме, то он где-то за кадром. Тот, который сверху поставляет все эти реформы, увольнения, законы, по которым люди должны себя вести максимально абсурдно и не иметь возможности честно выполнять свою работу.
Для фильма собиралось много документального материала, вы работали с консультантами. Последняя сцена – полная экранизация ролика YouTube, где врач скорой разгоняет пробку. Зачем это понадобилось?
Потому что это фактуры, которые очень хорошо работали и то, что нам рассказывали консультанты, было намного интереснее, чем мы бы сами придумали.
У вас старший сын учится на сценариста.
Его выгнали из ВГИКа со второго курса и он пошёл в совершенно замечательное место – в школу сценарного мастерства Александра Гоноровского, где действительно учат профессии.
Вам бы хотелось поработать с сыном? И смогли по чувству кино с ним работать?
По чувству кино да, могли. Мне кажется что если бы у нас появились общие темы, то могли бы.
От киношной профессии не отговаривали?
Нет. Я считаю, что человек должен сам делать все свои ошибки.
А это ошибка?
А это никто не знает. Это должно быть его личное ощущение.
Вы полгода отучились на биолога. Как пришли к этому и почему ушли в киноведение?
Я понял, что сам себя обманываю уже давно и что мне намного кино интереснее, чем биология. Была идея, ещё в седьмом классе, что я хочу быть биологом. И как-то это все по инерции развивалось. А окончательно я понял это [что обманываю себя], когда поступил. И сразу ушёл оттуда.
Кинокритики и киноведы, ушедшие в режиссуру, говорят о том, что перестали успевать что-либо смотреть. Вы успеваете?
Это правда. Я успеваю что-то смотреть, но намного меньше, чем раньше. Из последних премьер понравилась «Теснота».
Беседовала Мария Левунова
Фото предоставлено пресс-службой кинокомпании СТВ
05.10.2017 ⋅ kudago.ru
Для добавления сообщения необходимо зарегистрироваться